Имя Пастернака — мгновенный укол счастья.
Дмитрий Быков
Для многих почитателей творчества Бориса Леонидовича Пастернака «знаковым» местом является подмосковная дача писателя в Переделкине. Здесь Пастернак жил с 1936 по 1960 год – год своей смерти. Первый дом, в котором поселился писатель в 1936 году, оказался слишком сырым. Когда в 1939 году удалось переехать в другой дом по улице Павленко, Пастернак был очень рад и сравнивал своё жилище с кораблем.
Именно здесь были написаны поэтические сборники «На ранних поездах», «Когда разгуляется»; здесь он работал над переводами из Шекспира и Гётте. На мой взгляд, Борис Леонидович оставил нам лучшего «Фауста». Здесь Пастернак писал свой главный роман «Доктор Живаго». И здесь же его застала новость о присуждении ему Нобелевской премии.
Из Москвы проще всего добраться до писательской дачи электричкой. Время в пути от Киевского вокзала до платформы Переделкино займет не более 25 минут. Больше времени у вас может потребовать поиск пригородных касс и покупка билета. Путь до самой дачи сам по себе интересен: вам нужно будет пройти мимо пышной резиденции Патриарха, обогнуть переделкинское кладбище по улице Погодина, проследовать мимо ограды Дома творчества писателей. В Доме творчества есть столовая с неясным графиком работы, зато стабильно работает ресторан, но и цены там соответствующие. На той же улице Погодина есть продуктовый ларёк с небольшим ассортиментом продукции, так что едой лучше запасаться заранее. На обратном пути можно выпить чаю с пирожками — возле резиденции Патриарха есть торговая палатка «Монастырская выпечка». С улицы Погодина сворачиваете на улицу Павленко. Дом Бориса Леонидовича – третий, не перепутаете.
В музей мы приехали в выходной день и совершенно не ожидали, что будем там единственными посетителями. Взяли обычные входные билеты, но сотрудники музея были нам так рады, что совершенно бесплатно провели подробную экскурсию и разрешили фотосъёмку.
На первом этаже располагается гостиная, она же столовая. Здесь все расположено так же, как при жизни писателя. Можно сравнить со стоящими здесь старыми фотографиями, сделанными в этой гостиной. На одной из таких фотографий запечатлён момент, когда Пастернак в кругу домашних отмечает присуждение ему Нобелевской премии. В руках писателя – рюмка. Набор этих рюмок вы можете сразу же увидеть в серванте.
В октябре 1958 года в ответ на сообщение Нобелевского комитета Пастернак телеграфирует: «Бесконечно признателен, тронут, горд, удивлен, смущен». На следующий день в дом приходит друг Бориса Леонидовича писатель К.А. Федин и озвучивает ему официальную позицию, подразумевающую отказ от премии. До этого момента писатели дружили около 20 лет, Пастернак помогал тушить пожар на фединской даче. Борис Леонидович был поражен готовностью друга отстаивать чужую, а не свою позицию. Федин не поддержал Пастернака и при последовавшей после отказа от премии травле писателя. Вспоминаются строки из стихотворения «Нобелевская премия» 1959 года:
Что же сделал я за пакость,
Я убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
В окно гостиной, как и при жизни писателя, смотрят герани. При взгляде на них словно включается музыка из фильма 1980 года «Старый Новый год» и голосом Сергея Никитина звучат стихи Пастернака:
Снег идет, снег идет.
К белым звездочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплет.
На первом этаже расположена небольшая комната – спальня Зинаиды Нейгауз, второй жены Пастернака. Скромное убранство комнаты дополняет рояль, поставленный сюда уже в наши дни (мать Пастернака была пианисткой) и портрет Сергея Васильевича Рахманинова, написанный отцом писателя Леонидом Пастернаком. Дело в том, что дом родителей Пастернака был очень гостеприимен, у них в гостях бывали Рахманинов и Скрябин. Отец был дружен с Левитаном и Поленовым, а в 1900 году Райнер Мария Рильке во время визита в Москву познакомился с семьей Пастернаков.
Далее мы поднялись по деревянной скрипучей лестнице на второй этаж. Нас провели в просторную светлую комнату, совмещающую в себе спальню и кабинет поэта. В одной ее части расположена скромная писательская «койка», иначе трудно назвать эту железную кровать, и гостевая тахта. В другой части – рабочее место Пастернака. Тут стоит тот самый стол с лампой, за которым Пастернак обычно писал, он очень узнаваем по старым фотографиям. У стены располагается конторка, за которой Борис Леонидович работал стоя. У стены стоит кшкаф с книгами поэта, изданными на разных языках. Именно эту комнату описывает начало стихотворения «Август» из 17-ой главы «Доктора Живаго»:
Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана.
Оно покрыло жаркой охрою
Соседний лес, дома поселка,
Мою постель, подушку мокрую,
И край стены за книжной полкой.
У выхода из комнаты стоят сапоги писателя, подошва на правом сапоге чуть толще. В юности Пастернак упал с лошади. Он оправился после травмы, но одна нога так навсегда и осталась короче другой. На платяном шкафу висят кепка, шарф и плащ Пастернака, которые вы тоже сможете узнать, если посмотрите старые фотографии. Кажется, что Борис Леонидович просто вышел из комнаты и скоро вернется.
Дальше нас снова повели на первый этаж, в комнату за лестницей. Здесь писатель провел последние дни своей жизни, когда уже не мог подниматься в свою спальню. Здесь стоит скромная кровать, возле неё – чашка из которой пил перед смертью Борис Леонидович (та самая недавно разбилась благодаря проказам местной кошки, но сейчас там стоит чашка из того же набора). На стене весит скульптурный слепок лица писателя, сделанный с посмертной маски.
Борис Леонидович любил работать во дворе, соседи нередко заставали его за этим занятием. Участок возле дома позволял разбить на нем огород. Вспоминаются строки из стихотворения «Летний день» 1940 года:
Я за работой земляной
С себя рубашку скину,
И в спину мне ударит зной
И обожжет, как глину.
Пастернак почти с пантеистическим почтением относился к природе, черпал в ней вдохновение и неустанно благодарил за счастье видеть и воспринимать её красоту. Поэт часами мог гулять в лесу и исследовать окрестности своей дачи. Несложно представить, как возвратившись с одной из таких прогулок, он пишет эти строки:
Природа, мир, тайник вселенной,
Я службу долгую твою,
Объятый дрожью сокровенной,
В слезах от счастья отстою.
Или эти:
И белому мертвому царству,
Бросавшему мысленно в дрожь,
Я тихо шепчу: «Благодарствуй,
Ты больше, чем просят, даёшь».
На прощание сотрудники подарили нам буклет о музее.
Мы же решили попробовать отыскать могилу Бориса Леонидовича на переделкинском кладбище. Пока мы шли сквозь посёлок, наблюдали, как по заборам участков скачут птицы и белки. Наше присутствие их не слишком беспокоило. С неба медленно падал снег.
В последние годы жизни здоровье Пастернака стало ухудшаться. Борис Леонидович всегда отличался стойкостью духа и неумением унывать. Несмотря на возраст, он всё еще выглядел крепким. Врачи Боткинской больницы, которые лечили его после обширного инфаркта, отмечали прекрасную мускулатуру и упругую кожу своего семидесятилетнего пациента. Там, в коридорах Боткинской, в палате места сразу не нашлось, он написал такие строки (стихотворение «В больнице»):
Мне сладко при свете неярком,
Чуть падающем на кровать,
Себя и свой жребий подарком
Бесценным Твоим сознавать.
Кончаясь в больничной постели,
Я чувствую рук Твоих жар.
Ты держишь меня, как изделье,
И прячешь, как перстень, в футляр.
Пастернак был покорен своей участи и признавал приоритет высшей воли над своей собственной. Восприятие жизни как подарка очень характерно для него. Читатели, которым близко творчество Пастернака, всегда замечают, какое чувство радости дает прикосновение к его лирике, как приятно делать открытия и удивляться вместе с автором, разделять с ним его восторженное отношение к природе, его благодарность за то, что было ему дано, и чем он щедро делился с нами:
Жизнь ведь тоже только миг,
Только растворенье
Нас самих во всех других,
Как бы им в даренье.
В одну из своих предсмертных болезней в Переделкине, куда нельзя было вызвать «скорую», а в писательские и правительственные больницы его больше не брали, он сказал: «Жизнь была хорошая». За три дня до смерти, после переливания крови, которое, видимо, придало ему сил, от него услышали такие слова: «Если умирают так, то это совсем не страшно». За несколько секунд до смерти жена услышала от Бориса Леонидовича одно только слово: «Рад».
Лаконичный памятник с портретом в углу переделкинского кладбища мы нашли быстро, рядом никого не было, тишину нарушало только пение птиц. Нам вспомнилась история про Квентина Тарантино. В 2004 году он прилетел на Московский Кинофестиваль и в первую очередь попросил отвезти его в Переделкино к могиле Пастернака. Возле неё Тарантино пробыл около получаса, чем сильно удивил журналистов. О чем ему тут думалось?
Мы тоже призадумались, каждый о своём. И, конечно, вспомнили строки из стихотворения «Август»:
Был всеми ощутим физически
Спокойный голос чей-то рядом.
То прежний голос мой провидческий
Звучал, не тронутый распадом:
«…Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство».
Мимо по оградке проскакала белка, мы встрепенулись, поняли, что уже начинает смеркаться, а нам еще до платформы идти. Снег всё шёл и шёл…
